Эдуард асадов счастье бывает разного роста.

Что же такое счастье?
Одни говорят:- Это страсти:
Карты, вино, увлеченья —
Все острые ощущенья.

Другие верят, что счастье —
В окладе большом и власти,
В глазах секретарш плененных
И трепете подчиненных.

Третьи считают, что счастье —
Это большое участие:
Забота, тепло, внимание
И общность переживания.

По мненью четвертых, это
С милой сидеть до рассвета,
Однажды в любви признаться
И больше не расставаться.

Еще есть такое мнение,
Что счастье — это горение:
Поиск, мечта, работа
И дерзкие крылья взлета!

А счастье, по-моему, просто
Бывает разного роста:
От кочки и до Казбека,
В зависимости от человека!

Анализ стихотворения «Что такое счастье?» Асадова

Стихотворение «Что такое счастье» было написано в 1966 году Эдуардом Аркадьевичем Асадовым. Оно относится к позднему творчеству писателя и к этому времени поэт имел свой стиль и жанр написания.

Ключевое место в творчестве писателя занимает философская лирика, к которой относится данное стихотворение. Будучи уже сформированной личностью с устоявшимся мировоззрением, Асадов рассуждает о том, что человеку нужно для того, чтобы чувствовать себя счастливым. Эта проблема кажется вечной, но в то же время остается актуальной и по сей день.

Лирический герой задается вопросом «что такое счастье?», после чего выступает в роли интервьюера. Он терпеливо выслушивает мнение разных людей по поводу этого неуловимого чувства. Он не вступает с ними в полемику, не пытается переубедить и навязать собственный взгляд на мир. Но все же замечает, что собеседники плавно переходят от ложных ценностей к настоящим.

Одни говорят: - это страсти:
Карты, вино, увлеченья -

Третьи считают, что счастье -
Это большое участие:
Забота, тепло, внимание

Внимательно слушая точку зрения других людей, автор приходит к выводу, что каждый человек видит счастье по-своему. Оно необязательно должно быть для всех одинаковым, для каждого оно «разного роста». В данном контексте автор хочет сказать, что рост зависит не от определенного набора вещей или благ, а от морального и душевного состояния человека.

В последнем четверостишье поэт ясно дает понять, что счастье зависит лишь от нас самих:

От кочки и до Казбека,
В зависимости от человека!

Кто-то может довольствоваться малым и чувствовать себя счастливым, а кому-то хочется большего, но это не значит, что это плохо, просто для каждого оно свое.

Композиция стихотворения проста. Оно состоит из шести строф и имеет параллельную рифму. Стихотворный размер — трехстопный дактиль. Такой размер позволяет замедлить темп повествования и дает возможность порассуждать над прочитанным. Каждое четверостишье начинается с вводного предложения и передает относительно завершенную мысль, а в последнем подводит итог на основе предыдущих четверостиший. В стихотворении также встречаются метафоры «дерзкие крылья взлета», «счастье бывает разного роста».

Стихотворение Эдуарда Асадова, несомненно, пропитано бодрым духом, несмотря на серьезность поставленной проблемы, с которой сталкивается любой человек. Поэт дает понять, что к любому философскому вопросу можно подходить с позитивным настроем.

«Что такое счастье?» Эдуард Асадов

Что же такое счастье?
Одни говорят:- Это страсти:
Карты, вино, увлеченья —
Все острые ощущенья.

Другие верят, что счастье —
В окладе большом и власти,
В глазах секретарш плененных
И трепете подчиненных.

Третьи считают, что счастье —
Это большое участие:
Забота, тепло, внимание
И общность переживания.

По мненью четвертых, это
С милой сидеть до рассвета,
Однажды в любви признаться
И больше не расставаться.

Еще есть такое мнение,
Что счастье — это горение:
Поиск, мечта, работа
И дерзкие крылья взлета!

А счастье, по-моему, просто
Бывает разного роста:
От кочки и до Казбека,
В зависимости от человека!

Анализ стихотворения Асадова «Что такое счастье?»

Перед читателем стихотворение «Что такое счастье?», написанное Эдуардом Аркадьевичем Асадовым в 1966 году. В нем поэт, уже взрослый и умудренный жизнью, рассуждает о том, что же такое это неуловимое чувство, к которому так стремятся, наверное, все люди на Земле.

Читая произведение, можно представить себе рассказчика-автора этаким интервьюером. Он по очереди обращается к разным людям с одним и тем же вопросом и слушает, что те скажут. При этом мудрый автор не спорит с оппонентами. Он терпеливо выслушивает каждую точку зрения, в то же время укрепляясь в собственном мнении. Пока разные собеседники перечисляют вещи, составляющие для них счастливое существование (власть, развлечения, любовь и т. д.) автор подтверждает свою мысль о том, что счастье необязательно одинаково для всех. Это ощущение вполне может быть для каждого своим:
А счастье, по-моему, просто
Бывает разного роста…

Используя для этого явления такую характеристику, как рост, автор олицетворяет счастье. Представляется, что оно для него выступает не как набор каких-либо явлений или вещей, а некое состояние или сущность, которое сопровождает человека. Метафорическая градация – «от кочки и до Казбека» — усиливает ощущение, что критерии, которыми другие люди измеряют счастье – это лишь условности в глазах автора.

Эта мысль подкрепляется с помощью антитезы. Практически все стихотворение построено на этом приеме. Поэт играет с мнениями, приводя то одно, то другое:
Одни говорят:- Это страсти:
Карты, вино, увлеченья…
Другие верят, что счастье —
В окладе большом и власти…

В стихотворении шесть строф. Поэт рифмует их попарно – первую со второй, третью с четвертой. Каждое четверостишие начинается с вводного предложения: «Третьи считают, что счастье…», «Еще есть такое мнение». В остальных строках автор перечисляет те вещи, из которых состоит счастье по мнению его собеседников. Здесь наблюдается синтаксический параллелизм, т. е. все эти высказывания существуют параллельно, одновременно. Также в стихотворении встречаются метафоры: «все острые ощущения», «дерзкие крылья взлета».

Несмотря на то, что Эдуард Аркадьевич рассуждает в стихотворении о серьезных высоких вещах, настроение у произведения остается весьма жизнерадостным. Бодрый ритм задает размер – амфибрахий. Однородные члены, следующие друг за другом, словно в веселом марше, придают строкам оптимизма. Представляется, что именно этот позитивный настрой и задор кажется автору основой счастья.

Эдуард Асадов

Что такое счастье. Избранное

Дорога в завтрашний день

Выпускной бал в нашей 38-й московской школе состоялся 14 июня 1941 года. И хотя одеты мы были проще, чем, скажем, выпускники теперешних послевоенных лет (материальные возможности у наших родителей были скромнее), но одевались и наглаживались мы все-таки на славу и веселились никак не меньше, а может быть, и еще горячей. И эмоциональность эта в какой-то мере определялась неуловимым ощущением тревоги и грусти, видимо, большей, чем обычная разлука после промчавшихся школьных лет.

В актовом зале сияли все плафоны и люстры, без устали трудилась старенькая школьная радиола, кружились бесконечные пары, а над головами, через усилитель, словно бы импонируя нашему настроению, катился по лестницам и коридорам голос Вадима Козина:

Давай пожмем друг другу руки -
И в дальний путь на долгие года!..

Мы танцевали, острили, пожимали друг другу ладони и никак не знали, что со многими расстаемся не на месяц, не на год и не на «долгие года», а до конца своих дней, навсегда…

22 июня 1941 года над Москвой стоял солнечный, яркий рассвет. Я возвращался из Подмосковья, где с субботы на воскресенье на станции Лосиноостровская ночевал у своей тетки. В вагоне электрички было шумно и весело. Как-никак впереди целый воскресный и очень хороший солнечный день! Люди громко переговаривались, шелестели заиндевевшими бумажками от эскимо, перелистывали свежие газеты и журналы.

Приехали на Ярославский вокзал. Двери вагонов раскрылись, и тут словно тревожный ветер пробежал по сердцам. Оживление пошло вниз.

Перед репродуктором плотная толпа молчаливых людей. На одних лицах - растерянность, на других - напряжение и суровость. Неторопливый, но взволнованный голос Молотова сообщает о нападении гитлеровской Германии на нашу страну…

Дома у меня лежало заявление в институт. И даже не одно, а целых два заявления.

Дело в том, что с раннего детства тянули меня к себе почти с одинаковой силой два прекрасных и удивительных мира, имя которым: «Литература» и «Театр». С восьми лет писал я стихи и с этого же возраста самозабвенно занимался в драматических кружках и кружках художественного слова. Чего во мне больше? Кто я все-таки по призванию: поэт или театральный режиссер? Этого я до последней минуты так решить и не мог. А точнее, не успел. Все дальнейшее помогла определить сама жизнь. Началась война, и решать теперь уже надо было совсем иные проблемы. Над страной полетел призыв: «Комсомольцы - на фронт!» И я порвал оба мои заявления. Сел и написал третье. На этот раз в райком комсомола с просьбой отправить меня добровольцем на фронт. Мне было тогда семнадцать лет.

…Вечером я пришел в райком, а утром мама провожала меня с небольшим рюкзачком на плечах к райкомовскому грузовику, где меня ожидала группа таких же безусых добровольцев, полных решимости сражаться с врагом до конца. Мама несла в руке букетик гвоздик. Но так и забыла в волнении, прощаясь, протянуть их мне. И до сих пор, как тогда из машины, вижу ее одинокую, чуть ссутулившуюся от горя фигурку на углу Кропоткинской улицы возле Дома ученых с забытым букетом в руке…

Летом 1941 года под Москвой формировались первые дивизионы и полки знаменитых «катюш» - грозных артминометных установок. Оружие это было секретным, и личный состав гвардейских частей состоял в те дни только из комсомольцев и коммунистов. Должность я получил уважаемую и серьезную - наводчик орудия, хотя в батарее я был самым молодым.

После недолгой, но интенсивной учебы наш 3-й дивизион 4-го гвардейского артминометного полка был «отпочкован» и направлен под Ленинград. И с этого момента стал называться 50-м Отдельным гвардейским артминометным дивизионом.

Враг бешено рвался к городу и был уже на его подступах. Так что остановить его мог только очень крепкий и неожиданный отпор. Наш залп как раз и явился таким хлестким и оглушающим ударом. И дали мы его 19 сентября 1941 года в районе Синявино. При всех тяготах и драматизме тех дней, улыбка все-таки однажды пробежала по нашим сердцам. Дело в том, что «катюши», повторяю, были секретным оружием. И о его существовании, а тем более о прибытии на фронт, не знал никто - ни враги, ни наши бойцы. И вот когда мы дали первый могучий залп, то немцы бросились в одну сторону, а наши - от неожиданности - в другую… Потом бойцы очень полюбили подразделения гвардейских минометов. И тогда же, осенью 1941 года, под стенами Ленинграда бойцы с нежностью стали называть их «катюшами». И под этим именем прошли они всю войну.

В это тяжелейшее и жесточайшее время наш дивизион носился с участка на участок по всему Волховскому фронту и в самых прорывных и трудных местах давал залпы. Всего за зиму 1941–1942 годов я из своего орудия дал 318 залпов по врагу. В переводе на «огневой» язык - это 5088 снарядов весом в 50 килограммов каждый! И это только из одного моего орудия, отправившего на тот свет не одну сотню любителей чужой земли.

Жгучие тридцати-сорокаградусные морозы, сотни и сотни километров туда и обратно вдоль изломанной линии фронта: Вороново, Гайтолово, Синявино, Мга, Волхов, деревня Новая, Поселок № 1, Путилово…

Разве расскажешь о дневных и ночных залпах, иногда прямо под тяжелейшим артогнем, разве поведаешь в двух-трех словах о том, как несколько раз с боями пробивались из окружения, как дважды была подбита и горела моя боевая установка и после быстрого ремонта снова возвращалась в строй?! Разве передашь в кратком разговоре о том, как тяжело хоронить убитых друзей, еще час назад веселых, теплых, живых!.. Однако, несмотря на все смертельно тяжелое, порой непосильное и леденящее душу, в грядущей победе нашей не сомневались ни на миг. В перерывах между боями я писал стихи. Некоторые из них, такие, как «Письмо с фронта», «На исходный рубеж», «В землянке», через несколько лет вошли в первую книгу моих стихов.

Весной 1942 года был тяжело ранен командир орудия, и на его место назначили меня. Приходилось выполнять две обязанности сразу: командира орудия и наводчика. Справлялся, кажется, неплохо.

Оружие наше было новым, и офицерских кадров не хватало. Получили приказ самых опытных и образованных младших командиров срочно направить в офицерские училища.

Осенью 1942 года я с группой моих товарищей, обстрелянных фронтовиков, был срочно командирован во 2-е Омское гвардейское артминометное училище. Шесть месяцев занятий по удвоенной и утроенной программе. За этот срок нужно было пройти курс двухлетнего мирного училища. И мы проходили. Занимались по тринадцать - шестнадцать часов в сутки, уставали смертельно, но не сдавались. Учились хорошо. Знали: мы нужны фронту, а это было самым главным и важным в те дни.

В мае 1943 года, успешно сдав экзамены и получив офицерское звание и грамоту за отличные успехи, снова поехал на фронт. Омск был в те времена глубочайшим тылом. Здесь даже светомаскировка отсутствовала. Война, где решалась судьба страны, друзей, что дрались, не щадя себя, была далеко-далеко. И хотелось как можно скорей уехать из «тыловых краев» туда, к борьбе, к фронтовым побратимам!

И снова фронт. На этот раз не в снегах и болотах, а в степи под станицей Крымская возле знаменитой впоследствии «Малой земли».

Меня сразу же направили в 50-й гвардейский артминометный полк, где должности огневика не было. И вместо командира взвода или комбата я был назначен начальником связи дивизиона. Однако воин должен уметь все. И я старался, работал на совесть. Хотя воевал неплохо, но должность начальника связи мало волновала мне душу. Я был, что называется, «прирожденным огневиком». Мне надо было вести дела с батарейцами, готовить расчеты огня, давать залпы по врагу. Думаю, что судьба это поняла. Поняла и ликвидировала должности начальников связи дивизионов.

4-й Украинский фронт. Последняя и, пожалуй, самая трудная страница моей боевой жизни. На этот раз я уже снова был «огневиком». Сначала помкомбата, а когда комбат Турченко под Севастополем «пошел на повышение», - командиром батареи.

Итак, снова дороги и снова бои: Чаплино, Софиевка, Запорожье, Днепропетровщина, Мелитополь, Орехов, Аскания-Нова, Перекоп, Армянск, Совхоз, Качи, Мамашаи, Севастополь. Упрямо дрались. В редкие минуты затишья пели вполголоса задумчивые песни: «Когда в поход я уходил», «Кто сказал, что надо бросить песни на войне», уже ставшие тогда известными «Огонек» и «Шаланды, полные кефали».

Не стану рассказывать о том, как ломали под Перекопом оборону врага, как, шагая на огневые, месили по ночам густую, как глина, и липкую, как клей, серую грязь Сиваша.

Нет сейчас ни места, ни времени, чтобы рассказать обо всех друзьях, победах, тяготах и потерях. Ограничусь лишь тем, что скажу: жили бурно, горячо, умели воевать и умели шутить. Каждый чувствовал локоть товарища, и никто ни разу не пожаловался и в тяжкую минуту не предал друзей. Да, никто.

Отвечу: вы сердце поэта знайте:

Хвалите при нем лишь его стихи,

А прочих поэтов уничтожайте.

Москва

Что такое счастье

Что же такое счастье?

Одни говорят: «Это страсти:

Карты, вино, увлечения -

Все острые ощущения».

Другие верят, что счастье -

В окладе большом и власти,

В глазах секретарш плененных

И трепете подчиненных.

Третьи считают, что счастье -

Это большое участье:

Забота, тепло, внимание

И общность переживания.

По мненью четвертых, это -

С милой сидеть до рассвета,

Однажды в любви признаться

И больше не расставаться.

Еще есть такое мнение,

Что счастье – это горение:

Поиск, мечта, работа

И дерзкие крылья взлета!

А счастье, по-моему, просто

Бывает разного роста:

От кочки и до Казбека,

В зависимости от человека.

Не надо отдавать любимых!

Не надо отдавать любимых,

Ни тех, кто рядом, и не тех,

Кто далеко, почти незримых.

Но зачастую ближе всех!

Когда все превосходно строится

И жизнь пылает, словно стяг,

К чему о счастье беспокоиться?!

Ведь все сбывается и так!

Когда ж от злых иль колких слов

Душа порой болит и рвется -

Не хмурьте в раздраженьи бровь.

Крепитесь! Скажем вновь и вновь:

За счастье следует бороться!

А в бурях острых объяснений

Храни нас, Боже, всякий раз

От нервно-раскаленных фраз

И непродуманных решений.

Известно же едва ль не с древности:

Любить бессчетно не дано,

А потому ни мщенье ревности,

Ни развлечений всяких бренности,

Ни хмель, ни тайные неверности

Любви не стоят все равно!

Итак, воюйте и решайте:

Пусть будет радость, пусть беда,

Боритесь, спорьте, наступайте,

Порою даже уступайте,

И лишь любви не отдавайте,

Не отдавайте никогда!

Красновидово

Дорожите счастьем, дорожите!

Дорожите счастьем, дорожите!

Замечайте, радуйтесь, берите

Радуги, рассветы, звезды глаз -

Это все для вас, для вас, для вас.

Услыхали трепетное слово -

Радуйтесь. Не требуйте второго.

Не гоните время. Ни к чему.

Радуйтесь вот этому, ему!

Сколько песне суждено продлиться?

Все ли в мире может повториться?

Лист в ручье, снегирь, над кручей вяз…

Разве будет это тыщу раз!

На бульваре освещают вечер

Тополей пылающие свечи.

Радуйтесь, не портите ничем

Ни надежды, ни любви, ни встречи!

Лупит гром из поднебесной пушки.

Дождик, дождь! На лужицах веснушки!

Крутит, пляшет, бьет по мостовой

Крупный дождь, в орех величиной!

Если это чудо пропустить,

Как тогда уж и на свете жить?!

Все, что мимо сердца пролетело,

Ни за что потом не возвратить!

Хворь и ссоры временно отставьте,

Вы их все для старости оставьте.

Постарайтесь, чтобы хоть сейчас

Эта «прелесть» миновала вас.

Пусть бормочут скептики до смерти.

Вы им, желчным скептикам, не верьте -

Радости ни дома, ни в пути

Злым глазам, хоть лопнуть, – не найти!

А для очень, очень добрых глаз

Нет ни склок, ни зависти, ни муки.

Радость к вам сама протянет руки,

Если сердце светлое у вас.

Красоту увидеть в некрасивом,

Разглядеть в ручьях разливы рек!

Кто умеет в буднях быть счастливым,

Тот и впрямь счастливый человек!

И поют дороги и мосты,

Краски леса и ветра событий,

Звезды, птицы, реки и цветы:

Дорожите счастьем, дорожите!

Если грянет беда

Если грянет беда и душа твоя волком завоет,

И ты вдруг обратишься к друзьям в многотрудной судьбе,

И друзья, чтоб помочь, забегут, может статься, к тебе,

Если помощь та им ничегошеньки будет не стоить.

Если ж надо потратить достаточно время и сил

Или с денежной суммой какой-то на время расстаться,

Вот тогда ты узнаешь, как «дорог» ты всем и как «мил»,

И как быстро начнут все друзья твои вдруг испаряться.

И лишь кто-то, быть может, не спрячет души, не сбежит,

И поделится искренне всем: и рублем, и душою,

Не унизит надменным сочувствием и не схитрит,

И в любых непогодах останется рядом с тобою.

Как же славно с друзьями упрямо шагать до конца,

И чтоб сверху судьба улыбалась сияющим ликом…

Только как все же грустно, что светлые эти сердца

Слишком редко встречаются нам в этом мире великом…

Москва

Одно письмо

Как мало все же человеку надо!

Одно письмо. Всего-то лишь одно.

И нет уже дождя над мокрым садом,

И за окошком больше не темно…

Зажглись рябин веселые костры,

И все вокруг вишнево-золотое…

И больше нет ни нервов, ни хандры,

А есть лишь сердце радостно-хмельное!

И я теперь богаче, чем банкир.

Мне подарили птиц, рассвет и реку,

Тайгу и звезды, море и Памир.

Твое письмо, в котором целый мир.

Как много все же надо человеку!

Крылья души

Храните свято классику, товарищи,

Которая в нас исстари заложена.

Ведь в душах, где ей быть всегда положено,

Дымят сейчас порой одни пожарища.

Кто отнял наши чудные мгновения?!

Ведь радио и телепередачи,

Нас поливая часто дребеденью,

Давно забыли о такой задаче.

Сначала топчут гордую культуру,

Сначала, унижая, предают,

А после говорят: «Россия – дура!»

И чуть ни в лица каждому плюют?

Кто выдувал такие авантюры?

И для чего гасить великий свет?

Да дело в том, что в мире без культуры

Ни государства, ни народа нет!

А вспомните: ну разве же давно

Мы все совсем, совсем иначе жили,

Когда по ценам абсолютно были

Доступны и театры, и кино.

А не пошел, то запросто включаешь

Ты теле или радиоканал

И в драме негодяя побеждаешь

Иль сердце словно в пламень погружаешь

В высокий симфонический накал!

Нет! Это все не глупое ворчанье

И суть не в том, плохи ль мы? Хороши?

Но было же и вправду созиданье,

Расцвет культур, высокое слиянье

Ума и сердца, воли и души.

И, если шеи запросто сгибаются,

Что нам поможет? Ну скажите: что?!

Ведь нас все время превратить пытаются

В рабов, в скотов и вообще в ничто!

В газетах – криминальнейшая хроника,

Все – вдребезги, куда ни кинешь взгляд!

До основанья срыта экономика,

Стоят заводы, фабрики стоят…